Костыгин Лог

   Печаль и радость далёкого детства

В начале 50-х годов, когда мне было годков семь, сенокосной порой впервые, я прожил несколько дней в полевых условиях.

       Всё началось с рассказа брата, который был старше меня на пять лет. Он взахлёб расхваливал

прелести кочевой жизни:

           - На Пригонном диких уток тьма, а трава какая! Самоходная сенокоска идёт, её почти не видно. Мне Михаил доверил бричку и пару быков. Я на них жерди подвозил к току. Там бригада плотников работает. А спать на свежем воздухе, под навесом знаешь, как здорово.

          - Мам, скажи дяде Мише, пусть возьмёт меня с собой.

          - Нужен ты Михаилу там, помошничек, заревёшь, домой запросишься.

          - Не зареву, не зареву, быков буду пасти.

          - Ждут тебя там, просто не дождутся.

      И всё-таки мать потом согласилась.

 

      Сквозь сон слышу голос матери:

          - Пусть спит, мал ещё из дома надолго уезжать.

          - Мужик растёт, пусть привыкает, буди, ехать пора. – прогудел мужской голос.

          - Скажу, что не могла разбудить.

          - Ага, не могла разбудить, а сама не будишь. – встрепенулся я.

 

      И вот мы едем. Дорога показалась длинной, длинной. С интересом смотрю по сторонам, но потом меня укачало, и я уснул.

          - Кончай ночевать! Приехали. – весело крикнул кто-то из плотников.

      Открываю глаза: длинный ряд столбов, решётка жердей сверху, с одного края уже темнеет навес, накрытый толстым слоем соломы. Солнце поднялось высоко, но ещё по-утреннему светит ласково и не знойно. Под его лучами зелёными волнами колосится поспевающее пшеничное поле. Рядом, в нескольких шагах от строящего полевого тока, небольшая ложбинка. По краям её крупные берёзы образовали продолговатый колок. По близости блестела вода кочковатого болота. Всё это с первого взгляда мне очень понравилось.

         Вначале по лестнице я забрался на навес, попрыгал на мягкой соломе, осмотрел с высоты округу. Синеватая даль загадочно манила к себе…

            - Отойди от края! Брякнешься, сломишь себе башку! – нарушил мои мечты грубоватый мужской голос. – Слазь оттуда!

       Пришлось подчиниться. У плотников началась работа, а я знакомился с новым местом.

 

      Перед обедом распрягли быков и поручили мне сгонять их на водопой. Большие, медлительные животные, помахивая хвостами, сами направились к болоту. Самый крупный, похожий на производителя, с широким, кудрявым лбом, внушил мне, своим видом, опасение: «Наверное, бодается». Махая прутиком, подражая взрослым, я издали понукал его:

         - Но! Шагай, ленивец! – Тот не обращал на меня никакого внимания, шёл своим медленным шагом.

 

 

       Вечером, на костре варили суп из дичи. Кто-то из плотников ходил с ружьём на Пригонное /это болотистое урочище, про которое рассказывал брат/, и подстрелил там несколько уток.

       Мне интересно было сидеть в кругу мужиков у костра, слушать их разговоры. А за спиной сгущалась прохладная тьма. Огонь, улетавшие вверх искры завораживали. В детском сознании рисовались картины сказок.

        Когда мои глаза стали слипаться, дядя Миша повёл меня под навес, где было уже совсем темно, уложил на тулуп, прилёг со мной, и я моментально уснул.

        На следующий день, после обеда скука стала подкрадываться ко мне. Всё уже было исследовано. Ловить бабочек и стрекоз не хотелось, на крышу не пускали.

         Я пошёл к болоту, разделся, осторожно вошёл в воду. Тёплая вода едва скрывала колени. Илистая муть с пузырьками поднималась из по ступней. Пришлось двигаться к камышам, там было глубже, вода чище и прохладней, но какая-то трава и мох мешали плавать. Окунувшись несколько раз, разочарованный, я вышел на берег, стал натягивать штаны. Вдруг увидел на ноге двух тёмных червячков, стал их смахивать, но они висели и не сбрасывались. С омерзением двумя пальцами потянул и почувствовал боль, громко ойкнув, отбросил эту тварь прочь. На ноге остались две красные точки.

        Когда я показал мужикам свои ранки и с испугом рассказал о червяках, они посмеялись надо мной:

           - Не бойся, от этого не умирают, пиявочками лечатся.

        Плотники принялись за работу, а я снова остался наедине с собой. Им некогда было развлекать меня. Только вечером, когда садилось солнце, мужики начинали готовить ужин. Один из них, закинув за спину ружьё, уходил на Пригонное. Мне поручали поить быков, а потом следить, чтобы они не ушли в пшеницу. Умные быки почему-то и не стремились туда. В ложбине росла зелёная, густая, сочная трава. Она больше нравилась этим сильным, медлительным животным.

       У костра за ужином я спрашивал дядю Мишу:

           - Скоро приедет брат?

           - Скоро, скоро, потерпи. В армию пойдёшь, тоже будешь проситься домой?

           - Я и не прошусь, просто так спросил.

      А самому было стыдно признаться в своей слабости, помнил ещё, как клялся матери. Взрослые видели и понимали моё состояние, но им недосуг развозить малолеток по домам. В те годы строгая дисциплина не позволяла самовольно отвлекаться от работы.

       На третий день я уже подолгу смотрел с тоской на дорогу, которая проходила около болота, скрывалась за пригорком, где темнел далёкий лес. Оттуда должен появиться брат на велосипеде. Плотники выстрогали мне замечательную саблю, но теперь и она не радовала. До слёз захотелось домой, к друзьям, к маме. Казалось я их не видел целый год. Слёзы сами навёртывались на глаза и, наверное, оставляли следы, потому что мужики вечером спрашивали:

          - Ты, что солдат, ревел по дому?

          - И не ревел, не ревел вовсе. Комары меня накусали, вот.

          - А ты знаешь, как я по своей Клавке соскучился? Она такая..., такая…- прямо ух! И то не реву. – уговаривал меня молодой плотник, под хохот мужиков.

        Засыпал я с мечтой о том, что проснусь, а брат уже тут. Правда, спалось на свежем воздухе замечательно. Утром сквозь дрёму слышались приглушённые голоса плотников, потом отдалённый стук топоров, кто-то понукал быков и снова забытье. 

      Четвёртый день был ещё томительнее. Дядя Миша сказал, что брат приедет к обеду. Я едва дождался обеденного часа. Когда напоил быков, долго стоял на дороге, вглядываясь вдаль, не  покажется-ли велосипедист. Быки самостоятельно ушли пастись, а мужики громко позвали обедать. «Не приедет». – с отчаянием подумал я, без аппетита, вяло покушав, ушёл под навес, где со слезами улёгся на тулуп. Слышно было, как запрягали быков, как заскрипели брички. Это плотники поехали за соломой для крыши. Потом голоса стали раздаваться сверху. Там стелили

жерди, набрасывали чащу, останется только накрыть толстым слоем соломы и крыша готова.

           - Там он под навесом, где мы спим! – отдалённо прокричал мужской голос. – Расстроился малец, скучает.

     Через некоторое время я почувствовал, что кто-то дёргает меня за ногу, соскочил и увидел улыбающееся лицо брата. Радости не было конца. Вдруг, опостылевшие болотце и ложбина, и поле, и деревья стали снова, как в первый день интересными, даже родными.

       Дядя Миша доверил нам коня и ходок, на котором мы поехали копнить сено. После работы он пришёл помогать, и вовремя, потому что надвигалась гроза. Сначала громыхало далеко, глухо, но вскоре потянуло прохладой, стало враз темно. Ошалевший ветер подхватил последние навильники сена и унёс в поле. С треском громыхнул гром так, что вздрогнула земля под ногами. Бегом, кое-как завершили последнюю копну и пошёл дождь. Мы мокрые уселись в ходок, погоняя лошадь, заторопились на полевой ток. Дождь не переставал, но раскаты грома становились

тише и реже. Холодные капли дождя неприятно скатывались за воротник, хотя на мне был Михаилов пиджак. А он в одной мокрой рубашке, прилипшей к телу, подхлёстывал вожжами коня и весело покрикивал:

          - Но, милый, шевелись!

        Когда подъехали к току, дождь перестал. Туча уплывала, открывая бледную, вечернюю зарю в той стороне, где зашло солнце. Плотники вышли из-под навеса оживлённые, взбудораженные прошедшей грозой.

           - Вот громыхало! Как даст! Так близко, думали в крышу. Слава Богу, пронесло. И наша работа испытание прошла, крыша не промокла. О-о! Вы же мокрые, как лягушата, мальчишку простудите. Ну- ко раздевайся быстрее до нагиша, не стесняйся, тут баб нету, одни мужики.

        Мою мокрую одежду повесили сушить. На меня надели чью-то сухую рубаху. Она мне была ниже колен.

          - Походи пока без штанов. Раньше парни до женитьбы в одних длинных рубахах ходили.

А ты не собираешься жениться? – шутили взрослые.

       Запылал костёр, варили ужин, кипятили чай. У костра было шумно и весело.

           - Кто теперь быков погонит на водопой? А ты саблю нам оставишь? – балагурили мужики.

           - Вы себе лучше этой выстрогаете.

           - Ух, какой вострый стал на язык. Давно ли слёзки на колёсках были.

           - Не дразните его, мужики, он сегодня умаялся, подгребал сено, без его помощи мы не успели бы до дождя скопнить. – вступился за меня дядя Миша.

 

      Засыпая, я спросил брата:

           - Завтра мимо речки поедем?

           - Да, нижней дорогой, около Кочедыка.

           - Искупаемся?

           - Обязательно, если будет тёплый день.