Костыгин Лог

           За полярным кругом

 

Подводный крейсер стоит в доке, на стапелях. Его готовят к переходу Северным морским путём на Тихоокеанский флот. Громадное тело корабля никак не вяжется с названием «подводная лодка». Но по традиции и в документах значится: П. Л. К–70, т. е. крейсерская подводная лодка с кодовым номером «70».

      Стоянка в доке короткая, несколько дней, поэтому экипаж не выселили с корабля. Только туалеты и столовая на берегу. Нельзя же сливать мерзость канализации на днище дока. Экипаж спит внутри п. л. на своих матросских койках.

     В подразделении Максима Колокольцева не хватало одного матроса. Вова Зинкевич полтора

месяца находился где–то в госпитале. Сегодня он прибыл на корабль. Доктор пригласил Максима в каюту:

       - Очень деликатное дело: Зинкевич комиссуется, его обследовали, лечили, но безуспешно.

С головой у него неладно. Надо присмотреть за ним, кабы он не натворил дел. Документы на него готовы будут на днях и его отправят домой.

        - Как присмотреть?

        - Не оставлять одного. Составь график дежурства, чтобы поочерёдно круглые сутки за ним кто – ни будь присматривал.

        - Есть.

        - Идите и отнеситесь к этому серьёзно.

Максим поднялся наверх. Береговая территория сухого дока выглядела прибранной, поблески – вали рельсы подъёмного портового крана. Между ними медленно прохаживались два матроса. Один жестикулировал руками, что-то говорил товарищу. Максим узнал Зинкевича и Колю Новикова. Они были одного призыва и дружили с учебного отряда.

         Летний день в Заполярье длинный. Скоро отбой, а солнце на западе высоко. Когда друзья поднялись на палубу корабля, Максим спросил:

        - Ну, что, Зинкевич, ты, наверное, отвык от службы? Завтра на твоём боевом посту, по плану тренировки.

        - Пусть тренируются, мне не жалко.

        - Кто на твоём боевом посту кроме тебя будет тренироваться?

        - А-а-а…Товарищ старшина, дай закурить.

        - Я не курю, что забыл?

        - Табачная фабрика сгорела, курева нигде не достать.

        - Ты же не курил.

        - Начал, начал. Тебя бы к дуракам подсадили, и ты бы начал. Ой, что они вытворяют! Там же свихнуться можно!

        - Спускайся вниз, Вова, ложись, отдыхай.

Тот шагнул в отверстие верхнерубочного люка и скользнул по трапу вниз. Максим обратился к Новикову:

        - Коля, до двух ночи присмотри за ним, в два разбуди Родионова, а в пять Мехедова. Тот покачал головой:

        - Надо же, был парень как парень, а после отпуска крыша поехала. Толи его там чем опо –

или? – грустно сказал Новиков.

        - О чём вы говорили на берегу?

        - Там он вполне здраво рассуждал, рассказывал про больницы, про дурдом.

        - Нельзя его оставлять одного.

        - Это уже я сразу понял.

   Утром, при построении, Зинкевич самовольно вышел из строя, спокойно сошёл на берег и направился к столовой. Никто никогда не мог позволить себе такого. Командир срочно приказал Максиму следовать за ним.

 

 

             Через несколько дней корабль должен был выйти из дока. Зинкевич посмеивался, потирал руки:

           - Скоро, скоро такое будет!

Максим осторожно его спросил;

          - Неужели тебе друга твоего, Колю Новикова, не жалко? Может быть, мы тебе насолили чем – то. А он в чём виноват?

          - Он не пострадает, спасётся, но вам хана придёт.

          - Что ты задумал?

          - Увидите. Думаете, меня спишите с корабля, а сами плавать будете? Нет, дудки, не мне и не вам.

         Максим при встрече с доктором задал вопрос:

         - Почему Зинкевича в таком состоянии направили снова на корабль?

         - Видишь ли, мы на Северном флоте временно, готовимся к большому походу через льды. Из Северодвинска ушли в Западную Лицу, оттуда в Мурманск, с Мурманска уйдём в губу Оленью. Постоянной морской базы у нас нет, и с ним никто чужой возиться не будет. Поэтому комиссовать и отправлять домой должны его мы.

          При очередном осмотре механизмов Максим обнаружил в отсеке испорченный Газоанализатор. А при концентрации водорода в воздухе четыре процента образуется взрывчатая смесь. Прибор не работал, и его пришлось заменить. Старпом сделал выговор Максиму:

        - Ни на минуту не оставляйте Зинкевича без присмотра.

        - Есть, товарищ капитан второго ранга. Разрешите вопрос?

        - Задавай.

        - Кто его сопровождать будет до дома?

        - Офицер с береговой базы. Наш экипаж раскомплектовывать не будем. Кстати, сегодня к тебе вместо Зинкевича прибывает другой специалист, знакомьтесь, вводите его в курс дела.

         На следующий день доктор вызвал к себе Максима вместе с Зинкевичем, не по-уставному спросил больного:

         - Вова, домой хочешь?

         - Да, да, только мне ещё два года служить.

         - Корабль ещё долго будет готовиться к переходу. Командир даёт тебе отпуск. Поедешь?

Тот почесал затылок, задумался и с усмешкой спросил:

         - А если я женюсь в отпуске?

         - Дашь телеграмму, ещё десять суток разрешим с невестой побыть.

         - Тогда согласен.

         - Хорошо, собирай вещи, через полчаса мы с тобой покинем корабль.

 

         У трапа матросы провожали сослуживца. Зинкевич рассуждал здраво, пожал некоторым руку, Колю Новикова обнял и что – то тихо шепнул ему на ухо, потом вдруг хитренько улыбнулся и сказал:

         - А сюрпризик – то вам будет, будет.

Отойдя с доктором метров на двадцать, обернулся и крикнул:

         - Не бойтесь! Вот когда вернусь, поплачете!

 Горький осадок остался у провожающих. Они знали, что Зинкевич никогда не вернётся на корабль. Смогут ли ему дома помочь доктора и родные? Неизвестно. Все стали расходиться. Максим спросил Новикова:

          - О чём секретничали?

          - Ему почему – то очень хотелось подстроить какую – нибуть аварию. Шептал: «Как приеду, заклиню большой вытяжной вентилятор, а ты в электрощите перекроешь защиту». Понятно, что сгорит эл. мотор и начнётся пожар в отсеке.

 

 

         - Хорошо, что вовремя его сплавили. Завтра выходим из дока.

   Ледовый пояс для уязвимых мест подводной лодки был смонтирован и К- 70, выйдя из дока, направилась в Губу Оленью.

 

***

           Полярный день кончился. Светлое время суток стало быстро сокращаться. Последние приготовления к переходу Северным морским путём К-70 продолжила в глухой отдалённой бухте.

          Ледовая обстановка в Северном Ледовитом океане не позволяла каравану выйти до 24 августа. Наконец, настал день прощания.

          На пирсе многолюдно: бескозырки, синие воротники, обособленно офицерские фуражки.  Гражданских очень мало. Торжественная часть кончилась. Кому было с кем прощаться, отходили в сторону и проводили последние минуты вместе. Максим со своим новым знакомым с береговой базы тоже отошли от толпы.

          - Завидую тебе, ты снова в поход, а я торчу в этой, Богом забытой бухте, кроме сопок ничего не вижу, - с сожалением сказал Толя Соснин.

          - А я согласен с тобой поменяться. Спокойно пожил бы на берегу. Не горюй, скоро мы с тобой демобилизуемся и прощайте сопки, прощай корабль…- послышалась команда:

           - Всем на корабль!

 

          В четыре часа дня К – 70 отошла от пирса, вышла в открытое море и заняла своё место в караване. Первым шёл новый крейсер «Варяг», на котором находился штаб проводки Северным морским путём во главе с адмиралом и ещё гражданский капитан – наставник, опытный полярник. Без него нельзя было отправляться в этот рискованный путь. За крейсером шла подводная лодка К- 70, следующая п. л. другого типа поменьше. За ней - огромная плавучая база, замыкали караван два гидрографических судна.

          Атомный ледокол «Ленин» ждал караван где – то у кромки льдов. После команды: «Отбой боевой тревоги, вахте заступить по – походному», Максим поднялся на мостик. Солнце уже зашло за горизонт. На море опускались сумерки. Волны с пенными барашками на гребнях раскачивали корабль. Цвет воды отливал тёмным свинцом, совсем не

похожим на поверхность воды Тихого океана. Впереди на крейсере вспыхнули ходовые огни. Вахтенный офицер с мостика дал команду вниз в центральный пост: «Включить ходовые огни» Через минуту К – 70 обозначилась огнями по бортам, на носу и на корме. Максим с удовольствием вдыхал свежий, влажноватый воздух, смотрел вокруг, крепко держась за поручни, потому

что мостик сильно раскачивало. Мгла закрывала горизонт. Огни впереди. Огни сзади видны только до плавбазы, гидрографических судов не видно за большим корпусом плавбазы.

           - С какой скоростью идём? – спросил Максим у рулевого сигнальщика.

           - Восемнадцать узлов.

«Это 35 км в час. Крейсер и мы можем 50 и больше, но адмирал, видимо, подстраивается под самого тихоходного или другие соображения…» Его размышления прервал голос сигнальщика:

           - Вижу семафор крейсера, внимание всем!

           - Ответь: «сигнал принял», - приказал вахтенный офицер.

           - Есть.

И сразу же послышалось клацанье затвора шторок сигнального прожектора, который посылал яркие, прерывающиеся лучи света. Потом на крейсере стал быстро вспыхивать и гаснуть свет семафора. Сигнальщик прочитал и доложил;

           - Всем сбавить скорость до 15 узлов.

 - Ответь: «Принял, выполняю».

            - Есть.

            - Центральный! Скорость 15 узлов, – скомандовал вахтенный офицер.

Холодок и сырость стали подбираться под одежду Максима, как будто он вышел раздетым.

            - Спокойной вахты,  - пожелал он стоящим на мостике и спустился вниз.

   Так начался переход Северным морским путём на свой родной Тихоокеанский флот.

                                     

***

          Шёл третий день похода. В отсеке тепло, средний проход и место управления главными гребными эл. двигателями освещены ровным светом. А сами мощные эл. машины находятся внизу, в трюмном помещении. Палуба отсека приглушает их негромкое гудение. Вахту нёс Новиков. Максим просмотрел записи в вахтенном журнале и не по-уставному обратился к вахтенному;

           - Коля, давай подменю тебя, поднимись на мостик, проветрись.

           - Есть проветриться, -  весело ответил тот и через минуту скрылся за тяжёлым носовым

люком.

Максим остался один в отсеке. Когда вахту несут по-походному, если нет работ, занятий и тренировок на боевых постах, личный состав свободно передвигается по кораблю, смотрит в первом отсеке фильмы. Всё это в определённые часы отдыха. Сейчас, после ужина, до вечернего чая настало такое благодатное время.

          Максим внимательно проверил приборы на ходовых станциях. Механизмы работали в штатном режиме. Он осмотрел отсек. Многочисленное хозяйство хитроумных машин, приборов, сигнализации, аварийных средств спасения, пожаротушения привычно располагалось на своих местах. Вдруг он представил, что скоро должен расстаться со всем этим. С самого судостроительного завода, почти год приходилось изучать корабль, вживаться в его сложное устройство, родными стали не только люди, но и всё корабельное пространство. Двоякое чувство закралось в сердце парня. С самого отпуска не был на родине, а уже прошло два года. Конечно, стосковался по дому, родным и девушка ждёт. Считал дни до приказа о демобилизации. И вместе с тем жаль того, что четыре года составляло его жизнь.

        Щёлкнул затвор носового люка. В отсек протиснулся старпом. Максим доложил по форме:

        - Вольно, вольно, старшина. Как механизмы, аппаратура, приборы? – поинтересовался

капитан второго ранга.

        - Всё работает исправно, проблем нет, – ответил Максим.

        - Хорошо, - заглянув в открытый вахтенный журнал, проговорил старпом и неожиданно спросил;

        - Жаль расставаться с кораблём?

        - Конечно.

        - Оставайся на сверхсрочную.

        - Нет, товарищ капитан второго ранга, в высшее военно – морское училище я уже опоздал.

А всю жизнь носить погоны мичмана не хочу, не желаю быть полуобразованным военным моряком.

        - Вот молодёжь пошла, подавай им адмиральские погоны. А кто будет  основную работу делать на флоте? Сверхсрочник, мичман - это же золотой фонд флота.

        - Я мечтаю в институте учиться.

        - Если это серьёзно, то похвально. А куда, по какому направлению?

        - В  ЧИМЭСХ, электрификация. Службе я благодарен за то, что пришлось четыре года изучать и обслуживать мощные электрические машины, аппаратуру, приборы. Это мне пригодится в дальнейшем.

        - Ладно, коли так, то в добрый путь. Рано мы с вами размечтались, поход только начался. И замену надо подготовить основательно. Кого рекомендуешь  на своё место?

        - Старшину второй статьи Родионова.

        - Хорошо, есть уже приказ о присвоении ему очередного звания, парень толковый. А вновь прибывший из учебного отряда как себя показал?

        - Старается, скоро будет допущен к самостоятельному управлению боевым постом.

        - Спокойной вахты, старшина, но не расслабляться.

        - Есть не расслабляться, – бодро ответил Максим. 

Старпом прошёл в кормовой отсек, а с противоположной стороны появился Новиков. Роба его блестела бисеринками влаги.

      - О – о, как тут тепло и сухо, - снимая пилотку и улыбаясь, проговорил Новиков.

      - Что, на мостике дождь?

      - Не поймёшь, то брызнет, то туман наплывёт. Вахтенный офицер и сигнальщик в своих

непромокашках блестят, как серебряные.

 

                                          *            *           *

      Позади остались Белое и Баренцево моря, вошли в Карское море. На пятые  сутки похода проходили мимо Диксона, но в порт не зашли. За всё это время караван не останавливался ни на минуту, только менял скорость движения. А через неделю уже подходили к островам Северной Земли. Здесь впервые застопорили ход и шесть часов в дрейфе ожидали, когда устранят неполадки в силовой системе гидрографического судна.

        При подходе к проливу Велькитскова, караван круто повернул на север и пошёл к проливу Санникова. Почему делали такой крюк лишнего расстояния, знали только адмирал и капитан –наставник, остальные строили догадки и предположения. До сего времени сплошного льда не было, встречались отдельные льдины, которые не мешали движению. Но когда подошли к проливу, нас встретил атомный ледокол « Ленин». Он дожидался у кромки ледяного поля,

которую вот – вот закроет проход. На малом ходу корабли следовали за ледоколом, благополучно миновали пролив и вошли в море Лаптевых. Караван повернул на юго-восток, сплошной лёд остался слева.

 

 

       За две недели караван одолел почти третью часть пути. Максим прикидывал, что если так пойдёт, то в начале октября должны прибыть на Камчатку, на свою базу.

       11 сентября сразу после обеда Максим поднялся на мостик. Полярный день уже заканчивался. Скоро в этих широтах начнётся полярная ночь. Справа еле заметно виднелась земля. Максим спросил рулевого – сигнальщика;

         - Это что, мы так приблизились к берегу?

         - Да, идём вдоль береговой линии, а там слева ледяные поля.

Максим посмотрел налево, сколько хватало глаз, колыхалась взбудораженная волнами поверхность моря .

         -Не видать ничего.

         - Значит, скоро появятся.

Волнение усиливалось, начинался шторм. Максим спустился вниз, заступил на вахту. Через пару часов корабль стал сильно раскачиваться с борта на борт и добавочно с кормы на нос. Из какого – то укромного места выпали ботинки и стали скользить по палубе. Вдруг резкий удар сотряс корпус. Сразу же прозвучал сигнал аварийной тревоги и команда:

         - Осмотреться в отсеках!

Захлопали люки носовой и кормовой. Матросы бежали на свои боевые посты. В отсек прибыли Новиков, Родионов и Мехедов. Теперь седьмой отсек был полностью укомплектован.

         - Все по местам! Загерметизировать отсек! – скомандовал Максим.

Ловко и быстро задраили клинкеты вентиляции и выполнили все остальные необходимые действия по этой команде. С этой минуты четыре человека оказались в наглухо закрытом,  изолированном от всего корабля отсеке. Теперь  что бы ни случилось, нельзя открывать люк, покидать отсек, даже ценой жизни, до конца бороться с огнём и водой. Прозвенели машинные телеграфы: «Стоп!» и сразу: «Малый назад !» Мехедов с Новиковым чётко выполнили команды на правом и левом двигателях. Корабль остановился, но удары с равным промежутком времени продолжались. Через десять минут неопределённости и тревоги машинные телеграфы прозвенели сигналом: «Малый вперёд!» Удары стали реже и

слабее, потом совсем прекратились. В отсеке внимательно всё осматривали и, наконец, Максим смог доложить в центральный пост: «Отсек осмотрен, замечаний нет». Ещё целый час экипаж стоял на боевых постах по аварийной тревоге. Только когда весь корабль основательно проверили, вахта заступила по-походному. Максим оставил

Родионова за себя и поднялся на мостик. Темнота  полностью скрывала пространство, лишь справа сзади чуть заметно мерцали огоньки. Там шёл караван.

         - Ну и что это было? – спросил Максим сигнальщика.

         - Об грунт нас бабахнуло. Осадка нашей лодки больше всех. В тихую погоду по этому мелкому месту мы бы тоже прошли, а в такое волнение нет. Адмирал разрешил изменить курс и отойти дальше от берега.

 

         На следующий день, ближе к полудню, когда ненадолго взошло солнце, шторм утих. При первой возможности Максим снова заторопился на мостик. Крупная зыбь катилась по морю. Редкие льдины проплывали, не мешая движению. Вокруг, до самого горизонта, бугристая от покатых волн вода с белыми пятнами льдин. Берег остался где-то далеко.

Впереди шёл крейсер с небольшими шлейфами синеватого дыма. Дальше чернел корпус ледокола «Ленин» с желтовато-кремовыми высокими надстройками над палубой. Странно было видеть такое большое судно без труб, и никакого дыма над ним. Позади подводной лодки К-70 шла подводная лодка Б-117, за ней плавучая  база, и замыкали

караван гидрографические суда. Прежний строй кораблей был восстановлен. С ледокола

поднялся вертолёт и полетел куда-то.

            - Ледовая разведка просматривает фарватер, – пояснил сигнальщик.

 

     Ночью сбавили скорость. В пять часов утра прозвучал сигнал боевой тревоги и почти сразу застопорили ход. Потом была команда: «Средний назад», через минуту: «Малый вперёд». И такое началось постоянно. Частое изменение хода корабля ложилось большой нагрузкой на главные гребные двигатели. При непрерывных переключениях от громадной силы тока едва успевала гаситься электрическая дуга на контактах в ходовых станциях. В седьмом отсеке стоял запах горения  этой дуги. Вместо одного вахтенного на ходовых станциях работали двое. И  Максим не покидал отсек, постоянно находился у переговорного устройства, держал связь с центральным постом. Там рулевые по команде с мостика непрестанно перекладывали руль то вправо, то влево. Корабль маневрировал между проплывающих больших глыб льда. Кончился спокойный безостановочный ход.

          Через сутки вошли в сплошной лёд. Появился «дедушка» ледокольного флота «Красин». «Ленин» пробивался вперёд, у него за кормой раздробленные льдины сходились и закрывали чистую воду. «Красин» повторно раздвигал их, и караван с остановками двигался за ним. Скорость была черепашья. Напряжённость в седьмом отсеке и у рулевых в центральном посту возросла. Время вахты с четырёх часов уменьшили до двух. Трое суток изматывала Арктика

экипаж, на четвёртые вышли на чистую воду.

         Ледокол «Ленин» вернулся в свой сектор и увёл за собой гидрографические суда. Этим маленьким судёнышкам не по силам оказалась такая ледовая трасса.

         Пока шли чистой водой, появилось свободное время. Максим после вахты садился за учебники. Он ещё в Северодвинске приобрёл их. На дневное уже не поступить, а на заочное отделение института приёмные экзамены будут в феврале. По основным дисциплинам: математике, русскому языку, литературе - ему помогал старший лейтенант Лившиц. Он уверял:

       - Не волнуйся, сдашь, тебе же льготы, как отслужившему четыре года, пройдёшь внеконкурса.

       - Не знаю, не знаю, забыл всё, ведь прошло пять лет…

Прозвенел сигнал боевой тревоги. Подошли к кромке сплошного льда. Здесь ждали два ледокола Владивостокской приписки «Ленинград» и «Москва». Ледокол «Красин» остался позади, а эти два стали пробиваться через лёд и очень медленно повели за собой караван.

                                

                                        *                            *                         *

       У Максима был день рождения. Его поздравили по корабельной трансляции, друзья – сослуживцы подарили часы, кок испёк пирог. Во время обеда в отсек вошли старпом и замполит.

       - Где тут именинник?

Максим стал докладывать по всей форме.

       - Вольно, вольно, мы не по службе, а по - отечески зашли к вам поздравить с днём рождения,- вручили грамоту, три книги, пожали руку.

        - Не хотелось бы расставаться, но после похода кончается срок вашей службы. Следующий День рождения будете отмечать дома. Как поступите в институт, напишите.

        - Да, да, непременно, - ответил Максим, смущенный вниманием.

После обеда Максим поднялся на мостик. Рулевой – сигнальщик в это время принял семафор: «Всем застопорить ход». Караван остановился. Ледоколы пробивали трудный участок. Полярный день начинал угасать. С неба пролетали снежинки. Вдруг сигнальщик возбуждённо сказал вахтенному офицеру:

         - Товарищ капитан-лейтенант, вижу медведицу с медвежонком!

         - Где, где! – заинтересовался вахтенный офицер, поднимая бинокль к глазам.

         - Вправо и чуть вперёд.

         - Ага, вижу! А ты не отвлекайся, следи за сигналами на кораблях.

         - Есть, – с готовностью ответил сигнальщик.

Максим посмотрел в ту сторону, куда офицер направил бинокль, и увидел белую медведицу с маленьким медвежонком. Они тревожно озирались, потом спрыгнули с льдины в полынью и исчезли за торосами льда. Вокруг была удивительная картина Арктики. В своём воображении Максим представлял воду, покрытую ледяным ровным слоем, по  которому можно кататься на коньках. А перед глазами лежало нагромождение  ледяных глыб, торосов, по которым пешему-то

передвигаться сложно.

 

       Перед началом похода с экипажем проводили беседы, как вести себя в сложной обстановке во льдах. Нужно быть всегда готовым к аварийной  ситуации. При сжатии льдов надводный корабль может быть положен на борт, лёгкое судно может выдавить на поверхность, а подводную лодку при сжатии льдов затрёт и вдавит под лёд. Поэтому каждый  должен всегда быть готовым покинуть корабль, захватив с собой тёплую одежду и аварийный запас пищи, который находится в специальных контейнерах. Там высококалорийный шоколад, сгущенное молоко, галеты, спирт. И ещё каждому предписано, что выносить из корабельного имущества. Тогда к этим беседам относились не очень серьёзно, а сейчас, глядя на обстановку, каждый поверил в возможность самого худшего.

         Продвигались очень медленно. Ледовая разведка докладывала, что в Чукотском море, ближе к бухте Провидения, чистая вода. А здесь ледовая обстановка только ухудшалась. Чем дальше, тем труднее идти. Уже без буксировки подводная лодка не могла продвигаться. Ледоколы на небольшое расстояние проводили крейсер «Варяг», потом возвращались назад, «Москва» толстущими тросами зацепляла подводную лодку и в след ,проделанный «Ленинградом», тащила её за собой. От винта ледокола глыбы льда били по корпусу, по бортам скрежетали льдины. Тело

подводной лодки сотрясалось, дёргалось. Силовые установки напряжённо работали, помогая ледоколу, но продвигались очень медленно. Рвались мощные тросы, вырывались буксирные устройства, по этой причине часто останавливались. На палубе постоянно работала эл.сварка, укрепляя буксирные устройства.

          Трюмный машинист Игорь Воронин хорошо умел варить, дольше всех он находился на верхней палубе и заработал себе простуду. Доктор запретил ему подниматься наверх, лечил его в своей каюте. Больной соскучился по свежему воздуху и жалобно упрашивал:

         - Генрих Александрович, минут на десять отпустите.

         - Нет и нет. Хочешь заработать пневмонию? Не пущу! С Арктикой шутки плохи. Ветер с ног валит, без тебя найдутся эл.сварщики.

         Основная нагрузка ложилась на специалистов силовых установок и рулевых-сигнальщиков. Для них в сутках почти не осталось свободного времени, только на сон выкраивали часа четыре. Накапливалась усталость, уже пропадало желание подняться наверх, подышать свежим воздухом. При первой возможности падали на койку и моментально засыпали.

        За неделю прошли только 20 миль. Постепенно стали появляться во льдах водяные разводы. Стало легче, даже в некоторых местах шли без помощи ледоколов. Но ледовая разведка принесла тревожные вести: обстановка на трассе ухудшается, через сутки снова сплошной лед. Арктика не давала расслабиться.

          В начале октября караван подошёл к заполярному порту Певек. Все корабли застопорили ход, кроме ледоколов, они работали с крейсером «Варяг».

          На мостике Максим тихо , чтобы не слышал вахтенный офицер, разговаривал с рулевым;

         - Что нового и сколько будем стоять?

         - Не знаю. Сейчас семафором мало переговариваются, спроси у радистов.

         - А зачем дают команду то «малый вперёд», то «малый назад»?

         - Как зачем, смотри, мы же вмерзаем в лёд, вот и шевелим корпус.

         - Да, как в сказке «Серая шейка».

Через два дня стало известно, что крейсер «Варяг» с большой пробоиной протащили через льды и вывели на чистую воду. Теперь ему открыт путь к бухте Провидения. Для него ледовая эпопея закончилась. Пошли разговоры о зимовке в порту Певек. Несколько дней неопределённости, ждали «южака», южного ветра, который отодвинет ледовые поля и даст возможность пройти. Но северный ветер продолжал дуть с прежней силой, и вместо ослабления началось сжатие.

         Из Певека подошёл буксир ледокольного типа,  стал обкалывать лёд вокруг кораблей и к вечеру остатки каравана подошли к причалу порта. К стенке причала не подходили, остановились поодаль.

          На следующий день в свободную минуту Максим поднялся на верхнюю палубу. Была пасмурная погода. Сверху сыпал мелкий, колючий снег. Света мало, как будто начинало смеркаться. Из - за плохой видимости нельзя рассмотреть порт. Солнце или скрыто снежной пеленой, или уже зашло за горизонт.

          С левой стороны К-70 высился огромный борт плавбазы, справа, метрах в пятидесяти, причал порта. Это расстояние покрыто сплошным бугристым льдом. Вчера здесь проходил ледокол, а сегодня куски и глыбы льда уже смёрзлись, можно свободно пройти к причалу.

         На верхней палубе у трапа стоял матрос в меховой одежде с автоматом. Трап был подан на плавбазу. С другой стороны от причала по льду спешила группа подростков, среди них две девушки. Максим окликнул вахтенного:

          - Гена, справа по борту к тебе гости. Что будешь делать?

          - Не знаю, не стрелять же в них.

Подводная лодка и в надводном положении глубоко сидит в воде, на поверхности малая часть корпуса. Но всё равно покатый борт высоко надо льдом, без лестницы не забраться. Только на самой корме, за флагштоком, скос, там, если помочь сверху, можно взобраться  на палубу. Человек пять подростков стали напротив боевой рубки, горячо споря о чём-то, девушки и мальчишка направились к корме. Вахтенный  Гена кричал гостям:

         - Отойдите  от корабля ! Стрелять буду !

В ответ мальчишки только смеялись. Гена  направился к корме. Максим крикнул подросткам:

        - Не подводите вахтенного, ему же попадёт! – поднялся  на мостик, глянул в открытый люк, пока никто не поднимался по трапу. На корме Гена разговаривал с девушками. И вдруг Максим видит, что Гена сдвинул с груди автомат за спину, снял рукавицу и подаёт руку одной из девушек, рука не доставала. Тогда он лёг на палубу, дотянулся до протянутой руки и потянул девушку на себя. Палуба была обледеневшая. Гена начал скользить вниз, девушка ойкнула, отпустила руку, но было поздно. Вахтенный шлёпнулся на лёд. Максим поспешил ему на помощь. Когда он подбежал к корме, сконфуженный вахтенный стоял спиной к кораблю, лицом к гостям, хриплым голосом крикнул:

         - Марш отсюда! Стрелять буду!

Подростки хохотали. Вдруг оглушительно грохнули два выстрела. Испуганные мальчишки и девушки разбежались, остановились поодаль, потом сошлись в группу, о чём-то поговорили и, озираясь на корабли, направились    к причалу. От ограждения боевой рубки бежал вахтенный офицер.

        - В чём дело!? Почему стреляешь? – громко кричал он.

Максим, защищая Гену, стал объяснять:

        - Не слушались пацаны, Гена пошёл на корму предупредить их, да поскользнулся и упал  лёд, а они гогочут и не отходят от корабля, вот он вверх и пальнул.

        - Дурачьё, с мальчишками войну устроили, прославимся тут на всю эскадру и в Певеке нас засмеют.

Максим помог вахтенному забраться на палубу. Офицер снял того с вахты и поставил другого со словами:

        - Будем ещё разбираться с тобой в этом ЧП. Потом Максим  спросил Гену:

        - Ты зачем стрелял?

        - Зачем, зачем, обидно и стыдно перед малолетками и девками. Обозлился, думаю, сейчас покажу вам ха-ха-ньки да хо-хо-ньки.

       - А девку зачем на корабль тащил? 

Гена  улыбнулся.

       - А ты видел, какая она?

       - Да хоть какая. Каким местом-то думал, подавая ей руку? Даже новобранец не сотворил бы такое, а ты третий год уже служишь.

       - Не знаю, наверно, одичал я на службе. Мне отпуск положен, так поход помешал.

 

                                      *                      *                     *

 

        Несколько дней ещё чего-то ожидали. Потом приказали готовиться к зимовке. «Годкам», кто служил последний год, объявили, что для них заказаны билеты на самолёт и скоро они полетят домой. Максиму даже не верилось в такое. Неужели он скоро увидит своё Зауралье, дом, родню. К подводной лодке К-70 с берега подводили электролинию, чтобы разгрузить корабельные силовые установки. Долбили лунки во льду, вмораживали в них столбы и крепили к ним мощный кабель.

        Максим с охотой выходил поработать на свежем воздухе. Однажды, когда он находился на льду, к нему подошёл шифровальщик, тихо шепнул:

        - Особый отдел будет проверять вещи отъезжающих.

        - У меня ничего секретного нет.

        - Им пофиг, заберут и не секретные фотографии.

        - Понял, спасибо за заботу.

Максим вернулся в каюту, извлёк из альбомчика любимые фотографии, спрятал их в карман и спустился на лёд. Короткий полярный день заканчивался, хотя на часах был полдень. Включили прожектора, при них работали до ужина. В каютах «годков» чемоданы раскрыты, половина вещей разбросаны. Пришлось всё снова аккуратно сортировать и складывать в чемодан.

          На вечерней поверке объявили, что «годки» с Урала и Сибири летят восточным направлением, а «годки» центральной части летят западным, через Ленинград, только на день позже.

         На следующий день Максим последний раз стоял в строю при поднятии флага, последний раз спустился по трапу внутрь подводной лодки. Там по плану начались работы и занятия. Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Гнатченко разрешил отъезжающим свободно провести последние часы на корабле. Пятеро «годков»: дизелист Юра Шубин, трюмный машинист Лёша Хлобыстов, штурманский электрик Ткачук, радиометрист Ваня Солодовников и Максим – прошли по всем отсекам, со стороны наблюдая за корабельной жизнью. Как-то непривычно было чувствовать себя посторонними, решили не мешать экипажу и вернулись во второй отсек, расположились в старшинской кают-компании. Пошёл разговор о планах на будущее. В институт мечтали двое, двое на завод, по прежнему месту работы, а Юра Шубин сказал:

         - Не буду загадывать, приеду домой, посмотрю, тогда и определюсь.

Подошло время обеда. Экипаж покинул корабль. Все ушли в столовую плавбазы, в отсеках осталась нижняя вахта и на верхней палубе вооружённый верхневахтенный. Максим прошёл в свой седьмой отсек. Экономно освещался средний проход. Он включил полное освещение, подошёл к своему месту командира отсека, где средства связи «каштан», телефон, сигнализация со звонком и ревуном, конторка с документами. В вахтенном журнале запись, последней швартовки к плавбазе ясно и чётко воскресила в памяти часы и минуты того дня. «Теперь всё это в прошлом», - подумал Максим, закрыл журнал, спрятал его в конторку, ещё раз окинул взглядом как будто уснувшие после тяжёлой работы  мощные электрические машины, аппаратуру, приборы и,  не оглядываясь, прошёл до центрального поста, поднялся наверх. С мостика хорошо были видны красного кумача гюйс на носу и бело-голубой военно-морской флаг на корме. По привычке отдав честь флагу, Максим ступил на трап и сошёл с подводной лодки на плавбазу. 

           После отбоя в каюте долго никто не спал. Максим не по-уставному разговаривал с бывшими подчинёнными.

          - Ошибок моих, ребята, не повторяйте, молодых напрасно не наказывайте, но нерадивых злостных промахов не оставляйте без внимания.

          - В плавании, в походе все молодцы, а когда стоим у причала да ещё в увольнение отпускают, тогда без казусов не обходится, – напомнил Коля Новиков.

           - Вот, вот и хочу посоветовать вам: во время зимовки сами не оставайтесь без дела и подчинённых, кроме службы, постарайтесь чем-нибудь увлечь, может самодеятельность, может в порту шефство какое организуете.

            - У нас есть замполит, пусть он и ломает голову, чем нас занять.

            - Замполит смотрит с высоты своего положения и возраста, а вы молодые предложите своё свежее, новенькое что-нибудь.

            - Завидую я вам, товарищ старшина, домой едете, а мне ещё год служить, - сказал Родионов.

            - А мне целых два, - вставил Толя Мехедов

            - Ничего, братцы, я тоже когда-то «годкам» завидовал. Придёт и ваше время, так же будете прощаться.

           Когда все уснули, Максим вышел из каюты. В коридоре прохаживался Юра Шубин.

            - Ты почему не спишь?

            - Не спится.

Через несколько минут появились остальные «годки». В эту ночь они так и не уснули.

             В четыре часа утра пришёл автобус. Вахтенному офицеру никого не нужно было будить, все стояли на верхней палубе с вещами.

            - Не шумите, пусть до подъёма ещё поспят пару часов, - предупредил офицер. Когда все ступили на причал, вдруг вспыхнул яркий свет. Плавбаза и подводные лодки включили всё наружное освещение. Зазвучала музыка « Прощание славянки». На палубах стояли матросы, махали руками и кричали прощальные слова. У Максима ком подкатил к

горлу, глаза предательски защипало. «Годки» остановились перед автобусом. Водитель не торопил, понимал, что творится в душах ребят. Вахтенный офицер построил отъезжающих лицом к кораблям, дал им три минуты для прощания и тихо скомандовал:

           - Всем в автобус.

Прежде, чем шагнуть в открытую дверь, каждый приостанавливался, поворачивал голову в сторону кораблей, махал рукой и скрывался внутри салона. Подошёл старший лейтенант, который должен сопровождать демобилизованных до аэропорта и посадить их в самолёт.

           Двери автобуса закрылись. Звуки марша стали глуше. Заскрипели шины по снежному, мёрзлому насту. Машина  тронулась. Парни через заиндевевшие стёкла до поворота видели огни своих кораблей.