Костыгин Лог

               Дорога к дому

 

Уже мало кто помнит, что село Целинное когда-то называлось Ново-Кочердык. В то время ещё не было сыр завода, не было подстанции. Село заканчивалось там, где сейчас магазин «Геркулес». Школа находилась, даже не на окраине села, а в некотором удалении от него. За Школой, в сторону Дулино стояли наши интернатовские домики: один для мальчишек, а другой для девочек.

       Наш восьмой-Б занимался во вторую смену. В конце четвёртого урока на мою парту упала записка, в ней три слова «домой не иду».

      За школьными окнами сгущались сумерки. Зимний день кончился, вместе с ним упало моё настроение, благодаря записке Игоря. «Придётся одному топать пятнадцать километров ночью»- подумал я. Даже мелькнула мысль: «Не сбежать ли с последних двух уроков». Но глянув на тёмную синь за окном, передумал. Всё равно уже стемнело.

       На перемене подошёл Игорь, шутя, толкнул в плечо, весело проговорил:

          - Хоть одно воскресение по-человечески отдохнём, сходим в кино… ты чего такой нодутый? – вдруг спросил он, заметив моё настроение.

          - Мне домой надо попасть, матери помочь, и продукты кончились.

          - Продукты пришлют с кем-нибудь, пока могу поделиться, мне привезли вчера, проживём.

          - Нет, Игорь, уроки кончатся, пойду.

          - Как знаешь, я бы не пошёл. Скукотища – одному топать ночью такие километры.

      В восьмом-Б из нашего села учились только три человека: я, Игорь и Сашка. Я жил в интернате, они на квартирах. Сашка загрипповал, его уже два дня не было в школе, Игорь отказался идти, поэтому мне одному предстояло шагать по зимней дороге.

      После занятий я поспешил в интернат. Готовить ужин и есть не было времени. На ходу пережёвывая чёрствый кусочек хлеба, занёс из холодной кладовой рюкзака, в котором оставалась мёрзлая четвертинка булки и не большой кусочек сала в пергаментной бумаге. Туда я положил два учебника, бельё и книжку из библиотеки. Потом переобулся в валенки, оделся, закинул за плечи рюкзак и вышел из интерната.

       Красноватый диск луны поднимался в восточной части неба. Умеренный мороз, градусов двадцать пять стал пощипывать уши. Пришлось прикрыть их, развязав тесёмки у шапки. Укатанная санная дорога была твёрдой, легко шагалось по ней и тусклые Дулинские огоньки быстро приближались. Незаметно остались позади два с половиной километра. Я вошёл в деревню.

Электричество до деревень ещё не дошло, поэтому улицы были тёмными. В некоторых домах светились окна. Но свет от керосиновых ламп, в большинстве своём, освещал нижнюю часть окна красноватым светом. Чуть завидовал я тем, кто находился в тёплых комнатах.

        Кончились дома, слева обозначилось крестами кладбище. Луна высвечивало это печальное место и мне четырнадцатилетнему мальчишке вдруг расхотелось насвистывать и распевать знакомые мелодии. Стало немного не по себе. Снег скрипел под валенками, голова невольно поворачивалась к кладбищу. А когда оно осталось позади, я облегчённо вздохнул и моментально забыл про него. Вдаль через снега уходила санная дорога. Тускло поблескивали в лунном свете, отшлифованные полозьями, следы саней. Заснеженные поля, темные берёзовые колки и ни огонька, ни души, только скрип под валенками, луна в небе и морозный воздух.

         Я бодро шагал, насвистывая, строил планы на завтрашнее воскресение, вспоминал не дочитанную книгу, что лежала в рюкзаке. Никакого беспокойства не ощущал даже тогда, когда дорога

пошла лесом, нырнула в ложок, миновала ответвление на мельницу и пошла угрюмым местом. Потом справа лес кончился, стало светлее. Через сотню шагов и слева лес отступил. Дорога вышла на открытое место. Две обширные поляны с обеих сторон далеко отодвинули темнеющие полосы леса. Впереди показался последний ложок, а там подняться на гору и Костыгин будет, как на ладони. До дома оставалось три с половиной, или четыре километра. «Не так уж и скукчная сегодня дорога». – подумал я, радуясь близкому концу пути и громко запел слова песни из нового кинофильма:

                - Не кочегары мы, мы не плотники,

                  Но сожалений горьких нет…

      Песню пришлось прервать, так как от дальнего края поляны, от леса двигался тёмный силуэт какого-то зверя. «Что здесь делает собака? Кажется, овчарка». – подумал я, набрал воздуха, чтобы призывно посвистеть, но что-то меня насторожило. Эта овчарка явно направлялась к дороге. Спустившись в ложок, я потерял её из виду, но когда поднялся на бугорок, снова увидел и поразился хитрости этой твари. Она не полезла в рыхлый снег лога, а по краю его приближалась к твёрдой дороге. Вдруг в мощном прыжке, как-то особенно повернув голову и оскалив пасть, она

оказалась на дороге. Глаза её блеснули зеленоватым огнём. «Волк!» - наконец догадался я. Ноги сорвались на бег. В голове лихорадочно заплясали мысли: «Хотя бы палка, или нож». – наивно думал я, понимая, что от ловкого, сильного и жестокого зверя этим не отбиться. Тихо ли, быстро-ли я бежал, не помню. Только помню, что пот сразу каплями стал стекать из-под шапки, по лицу. Впереди, метрах в трёхстах, у дороги виднелась берёза. Теперь надежда была на неё. Я оглянулся и с ужасом заметил догоняющего зверя близко. Сработал инстинкт самосохранения и рюкзак со стуком упал на дорогу. Продолжая бежать изо всех сил, отметил, что следующей вещью будет «мосвичка» /полупальто/. До берёзы оставалось метров пятьдесят, когда я оглянулся и увидел, что волк стоит, повернув голову назад. Мне почудился слабый, далёкий человеческий голос. Волк не спеша сошёл с дороги и направился к лесу. В морозной тишине теперь отчётливо стало слышно фырканье коня и хрипловатый мужской голос то понукал коня, то пел какую-то песню.

        Я остановился, колени у меня дрожали от напряжения, или от пережитого страха. Пуговицы «москвички» были расстёгнуты. Мне стало стыдно своей слабости. Сняв варежки, дрожащими пальцами застегнул пуговицы, стащил с мокрой головы шапку. Волосы сразу стали смерзаться сосульками. Чтобы не простыть, пришлось снова надеть её. Сзади слышалось приближение подводы. Немного успокоившись, пошёл без оглядки, миновал берёзу, к которой недавно так стремился. Впереди открылось большое поле. Лес и берёзовые колки остались позади. Дорога

заметно пошла на подъём. Подвода всё не догоняла меня. Оглянувшись, я увидел, что конь идёт шагом.  «Наверное, везёт тяжёлое». – отметилось в мыслях. Через некоторое время раздался

окрик:

           - Но! Уснул что-ли!

 

 

     Пришлось мне отступить с дороги в сугроб. Конь, пуская из ноздрей струйки пара, поравнялся со мной.

          - Тпру, всё бы играл, окаянный. – проворчал человек, сидевший на мешках. – О , школяр. Ты чего ночами бродишь?

          - Уроки поздно кончились. – ответил я, узнавая в мужчине дядю Илью, совхозного тракториста.

          - Садись, веселее будет.

      Я примостился на мешках.

          - Там на дороге какие-то тряпки разбросаны. Ты видел?

          - Ага, старые ремки кто-то выбросил.

          - Нашли свалку. – проворчал дядя Илья. – Конь испугался, за всхрапывал, отпрянул в сторону, чуть сани не опрокинул. Дурачина.

     «Нет, не дурачина, он волка учуял». – подумал я.

       От дяди Ильи пахло водкой. Он признался, что ездить на мельницу – праздник и грех не обмыть свежую муку.

         - Сегодня там завозно. Я последний смолол, а подвод пять остались до утра. Но! Кляча, шевелись! - крикнул он на коня и запел простуженным голосом: «Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…».

        Я сидел на мешках, мне так хотелось поделиться с ним своим приключением, но стыдно

было рассказать о своём страхе перед волком. Кроме того, дядя Илья мог не поверить. Тогда я

начал хитрить:

           - Дядя Илья, а охотник Шатров из Бухаринки охотится на волков?

           - Похоже, он их всех уничтожил в округе. Молодец мужик, да и награда за них хорошая.

           - Всех, всех до единого?

           - Может быть и не всех.

       Дорога пошла под гору. Заблестели редкие огоньки Костыгина, и конь побежал рысью.

 

        

         Дома меня не ждали. Мать открыла дверь с возгласом:

            - Батюшки, опять ночью! Что же вы утра не дождались?

            - Ага, пока утром соберёмся, будет обед и воскресение пройдёт.

            - Ладно, сейчас ужин разогрею.

         Она не обратила внимания на то, что у меня за плечами нет рюкзака.

         Утром я попросил:

            - Мама, сходи к соседям. У них Колька из армии недавно пришёл, может быть одолжит на время солдатский вещмешок.

            - Зачем он тебе?

            - Я свой потерял.

            - Как потерял, где? В интернате украли?

            - Нет, мам, не украли. Просто потеря его дорогой. Нас подвозили, он из саней выпал. –соврал я, не признаваясь, что шёл один.

            - Растяпа, рюкзак-то почти новый. Вот сошью тебе торбу из цветных тряпок. – пригрозила она, но всё, же принесла от соседей солдатский вещмешок.

         Потом в школе я рассказал друзьям о своём приключении.

             - Врёшь ты всё. – сказал Сашка. – Волков давно Шатров всех перестрелял. Тебе со страху заяц или лиса показались волком.

             - А кто рюкзак в клочья изодрал? Заяц, да!? Зайцы сало не едят. В рюкзаке сало было. 

         Через некоторое время прошёл слух, что Шатров убил волка. Друзья пожимали плечами, но

полностью поверить мне не собирались.

        «Надо было рассказать дяде Илье и вернуться за рюкзаком, тогда бы поверили». – подумал я